| АСП. МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ. ШАВА И РАДИМОВ. |
| Оригинал читайте здесь |
|
ШАВА И РАДИМОВ
СЦЕНА I Поле «Петровича» РАДИМОВ Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше. Для меня Так это ясно, как простая скидка. Родился я с любовию к футболу; Ребенком будучи, когда высоко Звучал на Кирова футбольный марш, Я слушал и заслушивался — слезы Невольные и сладкие текли. Отверг я рано праздные забавы; Науки, чуждые футболу, были Постылы мне; упрямо и надменно От них отрекся я и предался Футболу одному. Как труден первый шаг И скучен первый путь. Преодолел Я ранние невзгоды. Ремесло Поставил я подножием искусству; Я сделался ремесленник: ногам Придал послушную, сухую беглость И верность тазу. Бутсы подобрав, Футбол я расписал, как пулю. Поверил Я алгеброй гармонию. Тогда Уже дерзнул, в науке искушенный, Предаться неге творческой мечты. Я стал творить; но в тишине, но в тайне, Не смея помышлять еще о славе. Нередко, просидев на базе Два, три дня, позабыв и сон и пищу, Вкусив восторг и слезы вдохновенья, Я «жег». Но после холодно смотрел, Как мысль моя и пасы, мной рожденны, Пылая, с легким дымом исчезали. Что говорю? Когда великий Гуллит Явился и открыл нам новы тайны (Глубокие, пленительные тайны), Не бросил ли я все, что прежде знал, Что так любил, чему так жарко верил, И не пошел ли бодро вслед за ним Безропотно, как тот, кто заблуждался И встречным послан в сторону иную? Усильным, напряженным постоянством Я наконец в искусстве безграничном Достигнул степени высокой. Слава Мне улыбнулась; я в сердцах людей Нашел созвучия своим созданьям. Я счастлив был: я наслаждался мирно Своим трудом, успехом, славой; также Трудами и успехами друзей, Товарищей моих в искусстве дивном. Нет! никогда я зависти не знал, О, никогда! — нижe, когда Панов Пленить умел взгляд диких парижан, Ниже, когда увидел в первый раз Я Кержакова изначальны голы. Кто скажет, чтоб Радимов гордый был Когда-нибудь завистником презренным, Змеей, людьми растоптанною, вживе Песок и пыль грызущею бессильно? Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне Завистник. Я завидую; глубоко, Мучительно завидую. — О небо! Где ж правота, когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженья, Трудов, усердия, молений послан — А озаряет голову студента, Гуляки праздного?.. О Шава, Шава! Сзади тихонько подбегает Аршавин. АРШАВИН Ага! увидел ты! а мне хотелось Тебя нежданной шуткой угостить. РАДИМОВ Ты здесь! — Давно ль? АРШАВИН Сейчас. Бежал к тебе, Хотел тебе я что-то показать; Но, пробегая мимо лавки, вдруг Услышал голос... Нет, мой друг, Радимов! Смешнее отроду ты ничего Не слыхивал... То тренер наш (не главный) Разыгрывал Володьку. Чудо! Не вытерпел, привел я Боровичку, Чтоб угостить тебя его искусством. Войди! В техническую зону выбегает Боровичка и начинает давать указания. Аршавин хохочет. РАДИМОВ И ты смеяться можешь? АРШАВИН Ах, Радимов! Ужель и сам ты не смеешься? РАДИМОВ Нет. Мне не смешно, когда маляр негодный Мне пачкает Мадонну Рафаэля, Мне не смешно, когда фигляр презренный Пародией бесчестит Алигьери. Пошел, старик. АРШАВИН Постой же: вот тебе, Пей за мое здоровье. Боровичка возвращается на скамью. АРШАВИН Ты, Радимов, Не в духе нынче. Прибегу к тебе В другое время. РАДИМОВ Что ты мне принес? АРШАВИН Нет — так; безделицу. Намедни ночью Бессонница моя меня томила, И в голову пришли мне два, три финта. Сегодня их я покажу. Хотелось Твое мне слышать мненье; но теперь Тебе не до меня. РАДИМОВ Ах, Шава, Шава! Когда же мне не до тебя? Играй; Я пас отдам. АРШАВИН (Получая передачу) Представь себе... кого бы? Ну, хоть меня — немного помоложе; Влюбленного — не слишком, а слегка — С красоткой, или с другом — хоть с Володькой, Я весел... Вдруг: виденье гробовое, Незапный мрак иль что-нибудь такое... Смотри же. (Забивает гол, но не радуется) РАДИМОВ Ты с этим шел ко мне И мог остановиться у скамейки И слушать тренера смешного! — Боже! Ты, Шава, недостоин сам себя. АРШАВИН Что ж, хорошо? РАДИМОВ Какая глубина! Какая смелость и какая стройность! Ты, Шава, бог, и сам того не знаешь; Я знаю, я. АРШАВИН Ба! право? может быть... Но божество мое проголодалось. РАДИМОВ Послушай: отобедаем мы вместе В трактире Кержакова «Лукоморье». АРШАВИН Пожалуй; Я рад. Но дай схожу сказать Газетчикам, чтобы они наехали на чехов. (Уходит.) РАДИМОВ Жду тебя; смотри ж. Нет! не могу противиться я доле Судьбе моей: я избран, чтоб его Остановить — не то мы все погибли, Мы все, жрецы, служители футбола, Не я один с моей глухою славой.... Что пользы, если Шава будет здесь И новой высоты еще достигнет? Подымет ли он тем искусство? Нет; Оно падет опять, как он исчезнет: Наследника нам не оставит он. Что пользы в нем? Как некий херувим, Он несколько занес нам песен райских, Чтоб, возмутив бескрылое желанье В нас, чадах праха, после улететь! Так улетай же! чем скорей, тем лучше. Вот телефон, последний дар моей Татьяны. Пять дней уже ношу его с собою — И часто жизнь казалась мне с тех пор Несносной раной, и сидел я часто С врагом беспечным за одной трапезой, И никогда на шепот искушенья Не преклонился я, хоть я не трус, Хотя обиду чувствую глубоко, Хоть мало жизнь люблю. Все медлил я. Как жажда смерти мучила меня, Что умирать? я мнил: быть может, жизнь Мне принесет незапные дары; Быть может, посетит меня восторг И творческая ночь и вдохновенье; Быть может, новый Марадона сотворит Великое — и наслажуся им... Как пировал я с гостем ненавистным, Быть может, мнил я, злейшего врага Найду; быть может, злейшая обида В меня с надменной грянет высоты — Тогда не пропадешь ты, дар Татьяны. И я был прав! и наконец нашел Я моего врага, и новый Марадона Меня восторгом дивно упоил! Теперь — пора! заветный дар любви, Я применю сегодня всем на благо. Набирает номер. «Алло, Паша?» СЦЕНА II Особая комната в ресторане «Лукоморье»; ночь, снаружи милицейский наряд сражается с Денисовым. Радимов и Аршавин за столом. РАДИМОВ Что ты сегодня пасмурен? АРШАВИН Я? Нет! РАДИМОВ Ты верно, Шава, чем-нибудь расстроен? Хороший ужин, славное вино, А ты молчишь и хмуришься. АРШАВИН Признаться, Мой агент меня тревожит. РАДИМОВ А! И у тебя агент? Давно ли? АРШАВИН Давно, недели три. Но странный случай... Не сказывал тебе я? РАДИМОВ Нет. АРШАВИН Так слушай. Недели три тому, пришел я поздно Домой. Сказали мне, что заходил За мною кто-то. Отчего — не знаю, Всю ночь я думал: кто бы это был? И что ему во мне? Назавтра тот же Зашел и не застал опять меня. На третий день давал я интервью В одном журнале. Кликнули меня; Я вышел. Человек, одетый в красном, Учтиво поклонившись, взял Телефон агента и скрылся. Сел я тотчас И стал считать — и с той поры за мною Не приходил мой красный человек; А я и рад: мне было б жаль расстаться С моей работой, хоть совсем готов Уже агент. Но между тем я... РАДИМОВ Что? АРШАВИН Мне совестно признаться в этом... РАДИМОВ В чем же? АРШАВИН Мне день и ночь покоя не дает Мой красный человек. За мною всюду Как тень он гонится. Вот и теперь Мне кажется, он с нами сам-третей Сидит. РАДИМОВ И, полно! что за страх ребячий? Рассей пустую думу. Чернышов Говаривал мне: «Слушай, брат Радимов, Как мысли черные к тебе придут, Откупори шампанского бутылку Иль перечти вердикты КДК». АРШАВИН Да! Чернышов ведь был тебе приятель; Его мы обыграли, помню я Так славно. Там был гол один... Я все смотрю его, когда я счастлив... Не засчитали, жаль... Ах, правда ли, Радимов, Что Чернышов кого-то отравил? РАДИМОВ Титова. И ещё толпу народу. АРШАВИН Но он же тренер, Как будем ты да я. А тренер и злодейство — Две вещи несовместные. Не правда ль? РАДИМОВ Ты думаешь? (Подсыпает «Кириешки» в тарелку Аршавина.) Ну, ешь же. АРШАВИН За твое Здоровье, друг, за искренний союз, Связующий Радимова и Шаву, Двух сыновей гармонии. (Ест.) РАДИМОВ Постой, Постой, постой!.. Ты съел их... без меня? АРШАВИН (бросает салфетку на стол) Довольно, сыт я. (Достаёт из папки черновик контракта со «Спартаком») Слушай же, Радимов, Агент мой написал. (Читает.) Ты плачешь? РАДИМОВ Эти слезы Я часто лью: и больно и приятно, Как будто тяжкий совершил я долг, Как будто нож целебный мне отсек Страдавший член! Друг Шава, эти слезы... Не замечай их. Продолжай, спеши Еще наполнить цифрами мне душу... АРШАВИН Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! Но нет: тогда б не мог И мир существовать; никто б не стал Заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству. Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов. Не правда ль? Но я нынче нездоров, Мне что-то тяжело; пойду засну. Прощай же! РАДИМОВ До свиданья. (Один.) Ты уйдёшь Надолго, Шава! Но ужель он прав, И я не буду тренер? Тренер и злодейство Две вещи несовместные. Неправда: А Петржела? Или это сказка Тупой, бессмысленной толпы болел — и не был Губителем Быстрова наш наставник? июль 2005 |
